Откуда в «Макбет» Шекспира ведьмы?
10 мая 2024«Что за вопрос?» — скажете вы. Разумеется, из необъятных кладовых фольклора, ведь Великий Бард не чурался его использовать, к примеру, сочиняя свою раннюю комедию «Сон в летнюю ночь» («A Midsummer Night’s Dream») с обилием эльфов и фей в качестве её значимых персонажей. Подобные сказочные существа встречаются и в текстах других английских сочинителей той эпохи, достаточно вспомнить «Королеву фей» («The Faerie Queene») Эдмунда Спенсера. Но вот ведьм во времена жизни Шекспира отнюдь не воспринимали персонажами сказок. Тех, кого обвиняли в колдовстве жестоко преследовали и даже сжигали на кострах. Лишь спустя несколько веков появилась популярные истории о няне-волшебнице Мэри Поппинс или о полётах на мётлах Гарри Поттера и его друзей, а их авторы могли уже не бояться, что их привлекут за оскорбление религиозных чувств.
Итак, посмотрим, как же в одну из знаменитейших пьес Вильяма Шекспира попали те самые три ведьмы (three witches), что предсказали судьбу Макбету. Заметим, что до конца XV века в Европе, уже пережившей эпоху Крестовых походов, в том числе и внутри католического континента против тех, кого обвиняли в ереси (альбигойцев или гуситов), особых гонений на ведовство не происходило. Хотя в борьбе со своими противниками власть предержащие не чурались обвинений в колдовстве. Самой известной жертвой такого облыжного обвинения стала будущая святая покровительница Европы и национальная героиня Франции Жанна д’Арк, сожжённая по приговору инквизиции в 1431 году. В качестве одержимой демонами волшебницы Жанна (в пьесе она именуется Joan la Pucelle) фигурировала и в первой части «Генриха VI» всё того же Вильяма Шекспира. Эта одно из его самых первых произведений для театра, созданное в 1591 году. Практически в то же самое время в соседней с Английским королевством Шотландии её молодой монарх, Яков VI истово преследовал в своём королевстве тех, кто с его точки зрения был связан с демоническими силами. Несколько лет спустя, в 1597 году Яков Стюарт (James Charles Stuart) утвердит себя в качестве коронованного инквизитора (inquisitor) публикацией объёмного трактата в форме диалога «Daemonologie». Именно этот трактат и станет одним из источников «Макбета» Шекспира.
С кончиной в 1603 году Елизаветы I, прекратила своё существование и династия Тюдоров. Наследником английского трона стал сын печально знаменитой Марии Стюарт. Его мать долгое время была пленницей великой королевы, в конце концов казнённой по её повелению в 1587 году, после неудавшейся попытки возведения Марии на английский престол. То, что не удалось матери, удалось сыну. Яков VI Шотландский становится Яковом I Английским, фактически объединив под свои скипетром два королевства в одно целое, что столетие спустя будет закреплено межгосударственной Унией, от которой и берёт отсчёт история Великобритании (Kingdom of Great Britain). А труппа Лорда-камергера (как называли театральный коллектив, для которого создавал свои пьесы Вильям Шекспир), вскоре после коронации Якова I, получает королевское покровительство. Новый монарх становится её высочайшим зрителем и, в определённом смысле, заказчиком.
При работе же над пьесой о шотландском короле стародавних времён Макбете её автор не мог не учитывать советов высочайшего покровителя, считавшего себя крупнейшим знатоком демонологии. Именно по высочайшему повелению Шекспир и добавил в свою пьесу несколько сцен с тремя колдуньями. В основе великой трагедии гениального драматурга лежала, вышедшие исправленным изданием в 1587 году «Хроники Холиншеда», из которых Шекспир также подчерпнул материал и для «Короля Лира» и для «Цимбелина».
Но в историческом источнике, взятом автором «Макбета» за основу, упоминаются совсем не ведьмы, а три владычицы судьбы (их именуют в тексте weird) в странных одеяниях. Они напоминают скорее древнеримских парок (мойры — в древнегреческой мифологии), определявших судьбу человека. Их то образ Шекспир и перерабатывает, угождая царственному покровителю, в соответствующий описаниям ведьм (witches) в демонологическом трактате Якова I. Заметим, что в 1604 году царственный демонолог ввёл в действие новое Уложение, по которому уже первое обвинение в maleficia (колдовстве) предусматривало повешение, а за гадание или изготовление приворотного зелья можно было получить год тюрьмы. Так что три ведьмы в «Макбете» были совсем не отвлечёнными персонажами, а представляли для зрителей воочию тех самых злокозненных проводниц дьявольских практик, которых теперь выискивали по всем весям Англии, Шотландии и заокеанских колоний (печально известные суды на Салемскими ведьмами в Новой Англии будут проходить ещё в самом конце XVII столетия).
Описанные самими макбетовскими ведьмами практики (плавания в решете, вождение магических хороводов, иссушивающие плоть заклинания, приготовление разных колдовских снадобий и прочее) указывают на прямое использование Шекспиром трактата «Daemonologie». Впрочем, эти самые известные в мировой драматургии ведьмы сохранили и свои предсказательные способности, о которых упоминают «Хроники Холиншеда». Характерно, что сам Макбет, выслушивающий туманные и парадоксальные предсказания троицы вещуний, не называет их ведьмами, а использует безличные обращения и такие обороты, как «imperfect speakers» (несовершенные ораторы) или «weird sisters» (странные сёстры — заметим, что в поттериане Джоан Роулинг такое название носит музыкальная группа). Но всё же при втором свидании с этими ведуньями из уст Макбета вырывается «Filthy hags!» (грязные ведьмы) в тот момент, когда вызванные ими видения жестоко терзают сердце героя.
И всё-таки Шекспир не был бы Шекспиром, если бы не посмеялся над теми предрассудками, которые владели не только умом коронованного зрителя, но и многих его весьма образованных современников. В начале Третьей сцены есть примечательный, почти что комедийный, эпизод со стуками в дверь замка. Реплики, которые посылает привратник тем, кто заставил его проснуться в ночи, демонстрируют не только языковые богатства народной речи, но и штампы сознания, вскрывающие отсутствие подлинной веры в то, что описывали в своих трактатах демонологи и Яков Стюарт в их числе.
«Привратник:
Ну и стучат же! Если быть привратником в аду, там ключом навертишься вдоволь.
Стук за сценой.
Стук, стук, стук! Кто там, во имя Вельзевула? Это фермер, который повесился, когда увидел, что будет урожай. Ты как раз вовремя. Платками запасись: тут тебе попотеть придется.
Стук за сценой.
Стук, стук! Кто там, во имя другого дьявола? А это двуличный человек, который умел класть присягу на любую чашу весов против любой чаши; сколько он ни совершил предательств во имя Господне, а все ж таки Царства Небесного своим двуличием не достиг. Так! Пожалуй сюда, двуличный человек.
Стук за сценой.
Стук, стук! Просто покою нет! Ты кто такой? А только тут для ада холодновато. Хватит с меня этой чертовой службы. Мне хотелось от каждой профессии напустить сюда таких, которые шествуют цветочною тропой к неугасимому потешному костру».
[перевод Михаила Лозинского]
А вот как это звучит в оригинале на английском:
Here’s a knocking indeed! If a
man were porter of hell-gate, he should have
old turning the key.
Knocking within
Knock,
knock, knock! Who’s there, i’ the name of
Beelzebub? Here’s a farmer, that hanged
himself on the expectation of plenty: come in
time; have napkins enow about you; here
you’ll sweat for’t.
Knocking within
Knock,
knock! Who’s there, in the other devil’s
name? Faith, here’s an equivocator, that could
swear in both the scales against either scale;
who committed treason enough for God’s sake,
yet could not equivocate to heaven: O, come
in, equivocator.
Knocking within
Knock,
knock; never at quiet! What are you? But
this place is too cold for hell. I’ll devil-porter
it no further: I had thought to have let in
some of all professions that go the primrose
way to the everlasting bonfire.